Сегодняшняя охота на гомосексуалов уходит корнями в СССР
текст: ИРА РОЛДУГИНА, историк
В 1920-Е ГОДЫ ГОМОСЕКСУАЛЬНОСТЬ ПЕРЕСТАЛА БЫТЬ ЛИШЬ ФУНКЦИЕЙ ТЕЛА И ПРЕВРАТИЛАСЬ В АРТИКУЛИРОВАННУЮ ГРАЖДАНСКУЮ ПОВЕСТКУ, ОПИРАЮЩУЮСЯ НА СОЦИАЛИСТИЧЕСКУЮ РИТОРИКУ
Правительство ФРГ одобрило законопроект о реабилитации всех осуждённых после Второй мировой войны гомосексуалов – с них не только снимут судимость, но и выплатят компенсации. Осуждённых по «параграфу 175» (антигомосексуальной статье Уголовного кодекса Германии, действовавшей с 1871 по 1968 год) при нацистах реабилитировали ещё раньше: они признаны такими же жертвами политических репрессий, как и другие группы населения, на которые был направлен карательных аппарат режима: евреи, социалисты, цыгане, коммунисты. В отличие от Германии, история преследования гомосексуалов в СССР до сих пор не написана. Несмотря на то, что уголовная статья за «мужеложство» (ст. 154 до 1960 года, далее ст. 121 УК РСФСР) была отменена в 1993 году, Российское государство, а вслед за ним и гражданское общество не воспринимают как жертв тысячи осуждённых ненормативных советских мужчин и женщин, с которыми боролась карательная психиатрия, – история их преследования остаётся табуированной. Да и про короткий период советской истории, когда гомосексуальность не каралась уголовным преследованием (1917 – 1934), тоже почти ничего не известно.
Недолгая свобода
В 1917 году большевики отменили уголовное наказание за мужской однополый секс. Россия стала второй крупной европейской страной, декриминализовавшей мужскую гомосексуальность: во Франции уголовное наказание было упразднено в результате Великой французской революции и подтверждено кодексом Наполеона 1804 года.
Решение большевиков не было ни спонтанным, ни случайным. Уже с конца XIX века российские юристы, медики и криминологи склонялись к тому, что эта уголовная статья не соответствует нормам современного судопроизводства: при условии добровольности мужского однополого контакта отсутствует как состав преступления, так и потерпевшая сторона. О сознательности решения большевистского правительства говорит и тот факт, что ни в первом советском Уголовном кодексе 1922 года, ни в его масштабной редакции 1926 года уголовная статья за мужской однополый секс не появилась. Впрочем, анализ законодательной практики мало что может сказать о влиянии депенализации на людей: было ли это влияние вообще, и если да, то как проявлялось. С 1930-х годов в советско-марксистской исторической науке исследовательские сюжеты жёстко цензурировались, да и сама тема была табуирована, так что масштаб изменений в самосознании негетеросексуальных граждан в контексте революции и отмены уголовной статьи был непредставим.
Между тем стоит только обратиться к письмам людей 1920-х годов, чтобы понять, какие поразительные изменения произошли тогда в российском обществе: гомосексуальность перестала быть лишь функцией тела и превратилась в артикулированную гражданскую повестку. Кстати, этот процесс был запущен намного раньше. Ослабление цензуры после революционных событий 1905 года, проникновение в Россию переводов западноевропейской литературы по теме гомосексуальности, распространение левых идей, рост грамотности среди городского населения, а также мобильности в масштабах страны – все эти факторы заложили фундамент для возникновения новой гражданской повестки – советского гомосексуального человека.
Самыми красноречивыми его носителями после революционного 1917 года стали вчерашние «низы» – выходцы из крестьян и беднейших слоёв мещан, гомосексуальные мужчины и женщины из разных городов России, не отягощённые негативным культурным и религиозным багажом знания о многовековом порицании гомосексуальности. В письмах к раннесоветским экспертам и в прессу они охотно делятся подробностями своих биографий. Обращаясь к авторитетным представителям новой власти, медикам и юристам, они спешат предъявить себя новому социалистическому режиму, установлению которого многие из них активно способствовали. «Я служила в Красной армии, ухаживала за барышнями так, как подобает мужчине. <…> Сейчас я студентка Днепропетровского рабочего факультета при И.Н.О3. Живу 3 года в этой среде, имею подругу, с которой живу больше 2 лет, и я её так люблю, что она за дружбу сменила свою фамилию», – пишет в середине 1920-х годов молодая девушка, бывшая крестьянка Татьяна Мирошникова.
Подобные свидетельства разбросаны по архивным фондам и демонстрируют исключительный уровень самосознания и эмансипации раннесоветских гомосексуалов. Но буквально через несколько лет ситуация радикально изменится. В 1933 году по предложению Генриха Ягоды Сталин санкционирует введение в уголовные кодексы всех советских республик статьи «мужеложство». В отличие от других законодательных кампаний 1930-х годов, например, запрета абортов, эта сопровождалась секретностью, а имена первых жертв репрессий тщательно скрывались.
Жертвы двух режимов
Начало уголовного преследования гомосексуалов в СССР и фашистской Германии практически совпало по времени. Новую статью «мужеложство» добавили в советские республиканские уголовные кодексы в 1934 году – в Германии трактовка «параграфа 175» была значительно ужесточена в 1935-м. С этого момента попасть в концентрационный лагерь можно было даже за подозрительный взгляд.
Для обоих режимов преследование сексуально-ненормативных людей было своего рода манёвром. Цель – установить как можно более плотный контроль над населением в целом. Риторика арийской расовой гигиены включила гомосексуалов, наряду с другими «девиантными» группами населения, в когорту дефективных немецких граждан, которыми наполнили концлагеря. В отличие от советских властей, национал-социалистический режим не делал секрета из этих репрессий – напротив, подчёркивал угрозу для любого, кто осмелится открыто проявить гомоэротическое влечение. Сталинская политика в этом смысле была вынуждена обходить некоторые препятствия. Да, советский режим, как и нацистский, по сути, приступил к дисциплинированию чувств, эмоций и по возможности поступков населения. Но при этом пропаганда «нового» человека, которым-де может стать каждый гражданин без «буржуазного» прошлого, не позволяла властям начать широкомасштабное преследование негетеросексуальных людей на основании идей биологической неполноценности. Тем более, что советские власти прекрасно знали: выделить и классифицировать советских гомосексуальных мужчин по признаку происхождения, образования или рода занятий не получится.
Фото: Женщины из исправительного лагеря, ставшие объектами исследования в 1960-е годы. Женский однополый секс по закону не карался, но считался патологическим, к гомосексуальным женщинам применялись разные формы «лечения»
Рис. 29. О.А. – активная гомосексуалистка. В паспорте значится мужчиной (Андрей Иванович), имеется отметка о зарегистрированном браке с женщиной. (Наблюдение 39).
Рис. 4. Ж.В. – активная гомосексуалистка. (Наблюдение 2).
Рис. 3. Р.А. – активная гомосексуалистка. (Наблюдение 8).
Неизвестное «Ленинградское дело»
Масштабные облавы ОГПУ на ленинградских гомосексуалов начались в июле-августе 1933 года. Гомосексуальная субкультура Петрограда-Ленинграда была одной из самых развитых и ярких в России, начиная с конца ХIХ века.
«В августе 1933 года в Ленинграде было раскрыто около 40 притонов гомосексуалистов, объединяющих около 400 педерастов», – многотомное уголовное дело, сохранившееся в архиве ФСБ, подробно зафиксировало ход репрессий, впрочем, многие детали остаются не прояснёнными: сотрудники архива закрывают крафтовыми конвертами те листы уголовного дела, которые до сих пор не рассекречены. Бóльшая часть арестованных мужчин – неженатые горожане, выходцы из крестьян и мещан самых разных профессий: рабочие, клерки, служащие, преподаватели, врачи. Их, как под копирку, обвинили в «симпатиях к фашистской Германии» и «ненависти к советской власти», которую они якобы выражали, собираясь в «педерастических салонах».
Не имея доступа к внутренним документам органов, сложно сказать, как именно появилась идея объединить эту разношёрстную публику именно под ярлыком «фашистских симпатизантов», тем более что в Германии именно в это время набирали ход репрессии против гомосексуалов. Впрочем, в отличие от национал-социалистов, советские чекисты не планировали массовую, публичную операцию. Да, подследственные называли сотни имён тех, с кем они общались или вступали в интимные отношения, среди них были военные, нередко и сами сотрудники органов. Но никаких следов того, что ОГПУ, зная имена и адреса, собиралось добраться до всех и каждого, нет. Чекистская операция закончилась уголовными сроками по 58-й статье, пункт 10 – «антисоветская агитация». Те, кого власти назначили «хозяевами педерастических салонов» и «руководящим ядром», получили по 10 лет лагерей. Среди них, например, Евгений Геркен – либреттист, поэт, человек круга Михаила Кузмина, правнук другого поэта – Евгения Баратынского. Или Николай Артамонов – знаменитый тенор, педагог. Ну и, конечно, менее известные люди, например, Иван Греков, беспартийный фрезеровщик по металлу 1892 года рождения. Остальные получили по 2-5 лет лагерей.
ИМЕННО ГУЛАГУ МЫ ОБЯЗАНЫ СОВРЕМЕННОЙ ГОМОФОБНОЙ РИТОРИКОЙ, КОТОРОЙ С ЛЁГКОСТЬЮ МАНИПУЛИРУЮТ РОССИЙСКИЕ ВЛАСТИ
Детали аналогичного московского процесса до сих пор неизвестны, а доступ к документам закрыт. Вскоре после завершения этой секретной операции в столицах в Уголовный кодекс РСФСР без лишнего шума добавили новую отдельную статью – «мужеложство».
Архивные тайны
Советская уголовная статистика была рассекречена лишь в 1990-е годы. Но она до сих пор не опубликована. Рассыпающиеся в руках таблицы, отпечатанные на плохой бумаге и заполненные от руки, подтверждают: репрессии против гомосексуалов не носили массового характера, но никогда не ослабевали. Ежегодно в СССР по статье «мужеложство» осуждали от 500 до 1500 человек. Часть этих приговоров, не отмеченная в статистике отдельно (сознательно?!), выпадала на насильственные однополые контакты в местах лишения свободы.
Кстати, именно ГУЛАГу мы обязаны современной гомофобной риторикой, которой с лёгкостью манипулируют российские власти. В ГУЛАГе однополое мужское насилие стало частью бытовой повседневности и впервые настолько приблизило людей, не затронутых гомоэротическим желанием, к этому табуированному аспекту человеческой телесности. Культ силы, риторика подчинения, унижения и доминирования не имели никакого отношения к однополому влечению, но в общественном сознании плотно сомкнулись с гомосексуальностью, превратив ненасильственных осуждённых по статье «мужеложство» в социальных парий, невидимых для постсоветских правозащитников и гражданского общества.
До сих пор в российском массовом самосознании ненормативный интимный опыт ассоциируется с грязью и непристойностью, а жертвы советского преследования вытесняются из канонического ряда «политических» и обществом, и государством.
Уникальный опыт гомосексуальной гражданской идентичности 1920-х опрокидывается громогласной и агрессивной риторикой Мизулиной и Милонова о «чужеродности» однополого влечения для «российской цивилизации». Но это ложь.
Автор занимается исследованием гомосексуальности в СССР и просит присылать любую информацию по теме на этот ящик early.soviet.science@gmail.com