Учителя, которые не подделывали бюллетени и не собирали на шторы, зато любили мальчиков и мужчин
5 октября был День учителя. В честь этого мы сделали подборку педагогов-геев поздней Российской Империи. Наши сегодняшние герои очень разные: педофил, любитель отцов своих учеников и любовник великого князя. Мы не собираемся обелять ни одного из наших героев, наша задача – максимально объективно восстановить события. Поехали!
Фёдор Бычков (1831 — 1898)
Фёдор родился в 1831 году, его отцом был генерал-лейтенант Фёдор Николаевич Бычков (1792/1793 – 1883), а матерью – вторая жена отца, Эмилия фон Шанц, от которой было 2 сына (считая Фёдора) и одна дочь. От первой жены, Варвары Обручевой, у Фёдора Николаевича было три сына и три дочери. Из них старшим (и не умершим в младенчестве) был родившийся в 1818 году Афанасий. Он сделает великолепную карьеру: станет действительным статским советником, академиком Петербургской Академии наук, директором Императорской публичной библиотеки, членом Императорского русского Археологического общества членом-основателем Императорского русского исторического общества, членом Государственного Совета. Такой высокопоставленный брат очень помог карьере Фёдора.
По некоторым данным, Фёдор окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, но при этом известно, что преподавал он арифметику и алгебру. Работать он начал в 1859 году в чине титулярного советник преподавателем математики во 2-й Санкт-Петербургской Гимназии. В 1867 году Бычков в типографии Императорской Академии наук опубликовал “Сборник примеров и задач, относящихся к курсу элементарной алгебры”. В 1917 году вышло 25-е издание этого учебника. В 1868 году Фёдор Фёдорович в чине надворного советник сменил работу на преподавателя арифметики в Пажеском Его Императорского Величества Корпусе.
Во время работы здесь в 1870 году Бычков основывает свою частную Гимназию и реальное училище в купленном им ещё в 1867 году доме по адресу Лиговский проспект, 1 / Озерной переулок, 14/ Улица Некрасова, 43. Долго совмещать работу директором в своей гимназии и преподавателем в Пажеском Корпусе он не смог и в чине коллежского советника в 1873 получил назначение чиновником по особым поручениям при Главном Управлении Военно-Учебных заведений, в следующем году Бычков получил повышение в чине до статского советника. В 1875 году из-за финансовых трудностей гимназия была продана золотопромышленнику Иннокентию Михайловичу Серебрякову. В этом же году в здании было произведено расширение и надстройка.
Гимназия была невероятна престижная, уже в 1880 году “Гимназия Бычкова” указана в “Адрес-календаре. Общей росписи начальствующих и прочих должностных лиц”. В справочнике указаны три учителя: древних языков Иннокентий Анненский, Павел Покровский и Александр Страубе и истории и географии Евгений Шмурло. В 1881 году к штату прибавился учитель латинского языка Станислав Пташицкий, в 1882 году – законоучитель священник Григорий Фалютинский.
Сохранилось немало воспоминаний о Бычкове. Например, поэт Анненский (преподавал древние языки в гимназии) написал Бычкову стихотворение к его 50-летнему юбилею в 1881 году:
Бычкову
Мы собралися тесной гурьбою
И на праздник весёлый пришли.Видишь — книг у нас нету с собою.
Мы цветов для тебя принесли.Не взыщи, дорогой, на приветы.
Как умеем, поздравим тебя…
Ты нам близок… Мы все твои дети.
Ты нас любишь и учишь любя.Так живи ж и трудися подольше.
Бог пошлет тебе силы своей,
Чтоб дарил ты все больше и больше
Для отчизны хороших людей.
У Бычкова учился будущий меньшевик Александр Потресов. Его туда отдала мать, так как эта частная гимназия была куда более либеральной и прогрессивной в своих нравах, чем государственные учебные заведения. О Бычкове Потресов в своих мемуарах вспоминает так:
В нашем третьем классе, с которого началось моё знакомство с гимназической жизнью наиболее, пожалуй, авторитетным человеком среди преподавателей, внушавшим нам, ученикам, наибольшее уважение к себе и наибольшее внимание к своему предмету, был сам директор гимназии Фед. Фед. Бычков.
Автор в своё время очень популярных задачников, он преподавал нам алгебру толково, ясно, заставляя всех на его уроках как-то подтягиваться. И при этом подтягиваться не потому, что он директор гимназии, наделённый распорядительной властью. Своё директорство он нам в классе не демонстрировал, к дисциплинарным взысканиям прибегать не любил и даже, насколько помнится, не чинил ученикам никаких начальственных разносов.
И тем не менее, достаточно было явиться в дверях класса его строгому лицу с окладистой с лёгкой проседью бородой, чтобы класс мгновенно стихал и на протяжении всего его часа непрерывно чувствовал его руку, которая держит класс в повиновении и заставляет слушать и слушаться.
Нельзя сказать, чтобы класс его любил – для этого Бычков был слишком сдержан в своём обращении с классом. Но классу он импонировал, как никто другой, вызывая смешанное чувство боязни и уважения.
И вот вскоре после летних каникул, когда ещё только начинались занятия нашего, тогда уже четвёртого, класса, этот самый Бычков, наш директор и выдающийся преподаватель, исчез. Исчез внезапно, с тем, чтобы уже больше никогда не появляться на горизонте не только гимназии, но и вообще какой бы то ни было общественности.
Куда же пропал Бычков? В 1883 году вскрылся чудовищный скандал. 9–13 сентября состоялся процесс по делу Бычкова, 27 сентября был вынесен приговор. Суд признал его виновным в:
«1, в развращении воспитанников содержимой им гимназии Сергея Колонтарова, 13 лет, Петра Нозикова, 11 лет, и Николая Шульгина, 13 лет, посредством развития в них бесстыдными действиями порочной наклонности к мужеложеству (ст. 993 Уложения о наказаниях) и 2, в остановленных по независящим от него, Бычкова, обстоятельствам покушениях на мужеложество над названными воспитанниками Колонтаровым и Нозиковым (ст. 996 Уложения о наказаниях)».
В деле есть прошения за Фёдора Бычкова от его брата Афанасия, теток Антуанетты де Вульферт, вдовы генерал-директора почтамта Великого княжества Финляндского, графини Маннергейм и вдовы адмирала фон Шанц. Но несмотря на это, кассационную жалобу суд отклонил. Лично император Александр III ознакомился с материалами дела: «После всего прочитанного у меня никаких сомнений нет в виновности Бычкова». Уже 18 ноября приговор вступил в законную силу: Бычков был отправлен в ссылку на поселение в Сибирь, лишён чина и всех прав состояния.
Что об этом думали ученики, узнаём у того же Потресова:
Но что же случилось с нашим величаво-строгим Бычковым? Мы, малыши, были в недоумении, но в гимназии под сурдинку шли разговоры на эту тему, шептались по углам, и имя Бычкова сопрягалось с именем тоже исчезнувшего одновременно с ним ученика, нашего соклассника, принадлежавшего к реальному отделению нашего учебного заведения.
Мы услышали сообщение о том, что Бычкова обвиняют в противоестественных отношениях с этим учеником. Мы чувствовали, что это что-то отвратное, но что именно, оставалось как-то вне нашего разумения и даже, благодаря тому, что большинству из нас было ещё далеко до половой зрелости, и вне нашего обострившегося любопытства.
Мы видели вокруг нас катастрофу, мы ощущали её присутствие, но подкладка происшествия проскальзывала мимо нашего сознания и не оставляла следа в ещё детской психике.
<>
Старый директор, несмотря на совершённое им преступление, которое должно бы было его уничтожить в нашем мнении о нём, если бы это его преступление было нами вполне осознано, сохранял в нашей памяти отблеск своего прежнего авторитета.
Гимназия же перешла к известному педагогу Якову Гуревичу. О нём Потресов вспоминает не так комплиментарно, но всё же Гуревич удерживал гимназию на уровне, если не поднял её престиж несколько выше.
А что же Бычков? Через пять лет ссылки, в 1888 году император удовлетворил просьбы родственников Бычкова и тому позволили вернуться из Сибири и жить в родовом имении в Ярославской губернии. Спустя ещё пять лет, в 1893 году Бычков был восстановлен во всех правах, только чин ему не вернули. На сайте Geni как год смерти Бычкова указан 1898 год, так как других данных нет, мы можем этому поверить.
Иван Грюнфельд(т) (1840-е – после 1914)
Первое упоминание Грюнфельда-учителя мы видим в справочнике “Весь Петербург” за 1904 год. Иван Иванович значится проживающим в Мариинской школе глухонемых в деревне Мурзинке под Санкт-Петербургом, здесь он и будет жить и работать. В 1905 году Грюнфельд работает в Александровском училище, в 1907 году – в Шлиссельбургском училище и домашним учителем, в 1908 году добавляется Прогимназия Кузнецовой (она потом станет Женской гимназией Кузнецовой). В трёх учебных заведениях одновременно Грюнфельд проработает до 1913 года. В 1914 году он стал помощником директрисы Мариинской школы глухонемых. Вероятно, поэтому Грюнфельд покинул Шлиссельбургское училище в предыдущем году (а в Женской гимназии Кузнецовой остался). Тогда же, вероятно, закончилась его карьера как преподавателя: с 1915 года до 1917 года Грюнфельд не фигурирует во “Всём Петербурге”. В 1909 году Грюнфельд приобрёл телефон (на тот момент это предмет роскоши) – номер 9485, затем сменил несколько номеров.
Также в Министерстве Императорского Двора в 1900 – 1907 годах Иван Грюнфельд служил топографом в Кабинете Его Императорского Величества для составления и предъявления отводных записей в Алтайском округе, по чинам пройдя от губернского секретаря до титулярного советника. Тот же это Грюнфельд или полный тёзка – сказать точно невозможно. Но, скорее всего, это всё-таки совпадение.
Но это не так важно, как вышедшая в 1907 году книга “К суду!” Владимира Руадзе. Здесь Грюнфельд важный герой. В главе “Тётки (ископаемые)” о нём говорится следующее:
Из наиболее старых представителей гомосексуализма в настоящее время пользуются известностью в кружке, как пионеры секты, г. Т-влинский, Грюнфельд, К-лов, К-кази, О-тников и некоторые другие. В кружке они более известны под странным прозвищем «тёток».
Но это не всё. Грюнфельду посвящена целая глава “Гувернер Грюнфельд”:
Бывают на свете всякие педагоги: Дю-Лу [педофил, совращавший учениц], Бычковы, разносторонняя деятельность которых давно уже нашла себе оценку в сибирских дебрях, но все они меркнут перед добродушным, слегка комичным на вид стариком немцем Грюнфельдом. Выходец из Митавы, он перебрался к нам в Россию в 70-тых годах и с этого времени началась его «просветительная» деятельность гувернера в аристократических домах.
Представьте себе ребенка, отданного во власть развращенной гомосексуальной «тетки».
Представьте себе весь ужас положения, когда подобный господин знакомит ребенка со своими психопатическими взглядами на жизнь, на половые отношения.
Я сам слышал из уст его бывшего воспитанника, что Грюнфельд говорил ему: «Я влюблен в вашего отца, я чувствую себя несчастным».
На глазах же детей разыгрывались грязные сцены приставания к лакеям.
Когда взрослые замечали «странности» г. Грюнфельда, то было уже поздно, он уже успевал искалечить душу вверенного ему ребенка.
Этот гувернер обладал всеми типическими чертами, присущими гомосексуальным «теткам», он любил рукоделье и по целым часам просиживал за пяльцами, причем костюм его был более чем экстравагантным: желтенькая матросская курточка с голубеньким воротничком, в каком-нибудь розовом батистовом галстучке — и это-то в 60 лет! Обыкновенно кончалось, конечно, тем, что дом после какой-нибудь отвратительной истории «терял» г. Грюнфельда, но какая в этом польза?
Этот гувернер был воистину убийцей детских душ и в противоположность Травлинскому вызывал в каждом лишь чувство глубокого отвращения, несмотря на свой внешний лоск.
Достойный член достойного кружка!
Г. О-ников, К-лов, Ка-кази и др. за давностью лет забыты в «кружке» и лишь изредка нет-нет да и напомнят о себе, появившись на «Фонтанке».
Посмотреть, как они делают стойку в ожидании зверя, старые, поношенные, безобразные, с блестящими полунормальными взглядами, которые они бросают на проходят, их жертв «улицы», это все равно, что окунуться в грязную лужу, так сразу сделается противно… и тяжело на душе.
И это все старики, занимающие или занимавшие когда-то видное положение!
Я назвал их «ископаемыми», потому что теперь они уже сошли со сцены, но в былые времена многие из них принимали участие во всех безобразных оргиях гомосексуального «кружка» и пользовались в нем заслуженной известностью.
Но сохранилось и совсем другое упоминание Грюнфельда. Конечно, может быть это не наш Грюнфельд, сказать это точно сложно. Нашли мы Грюнфельда в книге “Константин Леонтьев” Ольги Волкогоновой.
В ней она подробно описывает биографию писателя, по имени которого и назван труд. Здесь она, в том числе, описывает, как Леонтьев в 1858 — 1860 годах остановился пожить у семейства баронов Розенов. И их детей учил наш герой, ему на время событий около 18 лет:
У четы Розенов были дети – Гриша и Азя. Их воспитательница, мадемуазель Мари, стала прототипом синеглазой англичанки Неллив романе (она явно вызывает симпатии автора), а их гувернер Грюнфельд получил свое литературное воплощение в правильно-скучном Баумгартене.
Правильно-скучный, ну ничего себе! Открываем роман “В своём краю” Леонтьева, где и фигурирует Баумгартен.
Здесь он француз из Эльзаса (хотя, если автор изменил фамилию, он мог и происхождение поменять), носит очки, добрый, но строгий. И, ого, симпатии не только автора вызывает Нелли! В неё влюблён и Грюнфельд-Баумгартен, но кончается это не лучшим образом:
Баумгартен еще до зимы, измученный холодностью Nelly, уехал в другую губернию развивать рассудок, чувство и волю других детей по всем правилам французского министерства народного просвещения!
Тот ли это Грюнфельд, что через 30 с лишним лет, прошедших после событий у Розенов, влюблялся в отцов своих учеников? Ответа мы никогда не узнаем.
Человек-загадка московского масштаба (? – ?)
О нашем последнем герое известно немного: он был учителем латыни и греческого, а также любовником великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора Москвы. Также известно, что этот персонаж был сослан в Саратов, но через три года вернулся в Москву. Об этом пишет Нина Берберова в книге “Чайковский. История одинокой жизни”:
Принимая во внимание, что 995-я статья царского свода законов приравнивала гомосексуализм к скотоложству, вполне допустимо предположить, что аристократия, верхи интеллигенции, столичное купечество (в обеих столицах) подвергались суду и наказанию только в самых исключительных случаях. Известен один случай с человеком, знакомым довольно многим, преподавателем латыни и греческого, любовником московского губернатора, вел. кн. Сергея Александровича (брата Александра III), которого судили и которому дали три года “изгнания” в Саратов, а затем вернули в Москву. Всем было известно, что богатых и знатных “скандалистов” отсылают на время на Ривьеру, а “мужиков” – в Сибирь, откуда они почти никогда не возвращаются к себе в деревню, находя жизнь в Сибири “вольготнее”, и где им не угрожал вопрос брака.
***
Если вам после прочтения показалось что геи как учителя обязательно опасны – вы ошибаетесь. Просто именно такие запоминаются и остаются в истории. Эта выборка не репрезентативна для каких-либо выводов. Но да. Геи среди учителей были и будут всегда.
Текст: Лев Соколинский.