Прайд либеральных надежд. (Третий Московский).

Президентство Медведева, стартовавшее в 2008 году, казалось, открывало перед гей-активистами в России новые возможности. Речь шла не столько о надеждах, сколько о шансах протестировать власть в свете её красивых тезисов о «диктатуре права», только что прозвучавших в инаугурационной речи президента. Гей прайд как проверка.

Предыстория.

В «Пятой колонке» на сайте Каспаров.ру я пытался объяснить оппозиционной общественности ¹, почему для неё так важно поддержать права ЛГБТ на свободу собраний, соблюдение 31 статьи Конституции для «меньшинств». К тому моменту, в течение ряда лет, «лужковская мэрия» традиционно отказывалась согласовывать любые заявки на пикеты, демонстрации и собрания, поданные от имени гей-сообщества. А гей прайд 2006 и в последующем 2007 годов были разогнаны полицией – с активной помощью православных гопников.

Европейский имидж Медведева (и его правовая риторика) давали прекрасную возможность прояснить существо «либеральной» политики, столкнув Медведева с Лужковым. Но не ради зрелища. Потому, кто из них окажется хозяином положения, можно было судить о пределах президентских полномочий, политическом весе Медведева и перспективах его «нового курса».

Именно с этой целью 16 мая Оргкомитет прайда обратился к Медведеву с письмом, призывавшим положить конец политике «мэрского» произвола. ² Ответ из Кремля стал настоящей (хоть и короткой) сенсацией. Из него следовало, что «Администрация Президента поручила префектуре ЦАО Москвы согласовать проведение гей-шествия». Впрочем, что мог ответить «гарант конституции», только что заявлявший о «диктатуре права»?

«В среду 28 мая, — сообщал Оргкомитет, — Администрация Президента Российской Федерации проинформировала организаторов московского гей-прайда о том, что она направила поручение в префектуру Центрального Административного округа Москвы согласовать проведение мероприятия на одной из площадок столицы, где традиционно проводятся публичные мероприятия, а также обеспечить безопасность участников». ³

Очевидно, что запрет Московского прайда в 2008 году, предпринятый мэрией, стал первым аппаратным поражением Медведева в конфликте с реакционной частью путинской элиты. А заодно и предопределил судьбу его опереточных «реформ». Как часто бывает с гей-сообществом в России, оно является самым точным «сейсмографом» глубинных политических процессов.

Раскрутка государственной гомофобии последующих лет, полицейская эволюция  и нынешний кризис системы – как раз и обозначились в те годы, когда социальная группа ЛГБТ была выбрана мишенью для консервативной мобилизации масс – в условиях назревавшего кризиса.

Не менее «тестовой» ситуация в те годы была и для российской оппозиции, до сих пор не готовой (в большинстве) видеть права ЛГБТ в составе универсальных прав человека. В майском тексте «Право на прайд» я писал на сайте Каспаров.ру: «В Германии сегодня сооружается мемориал, посвящённый геям – жертвам нацизма. Десятки тысяч людей «с розовым треугольником» на лагерных робах, были уничтожены  в концлагерях – наряду с коммунистами, евреями, инвалидами и прочими «неполноценными», угрожавшими «вырождением нации» (не правда ли, знакомая риторика?).

Наряду с трагедией Холокоста  был и «голубой Холокост», — не менее варварский, чем уничтожение евреев. В нынешней Европе ставят памятники геям, а в лужковской Москве им запрещают почтить память жертв фашизма (в том числе – гомосексуалов, уничтоженных нацистами). Цинично? Безусловно.

Поймите правильно. Дело не в «традициях» или «морали», а в правовой культуре и «приоритете права», о чём так красочно поведал новый президент в инаугурационной речи. Слова произнёс верные. Дело за малым: воплотить конституционные гарантии в «корявую» нашу и «полицейскую» реальность.

Как бы вы ни относились к геям лично, — права человека неделимы и гарантируются «законом прямого действия» (не важно при этом — кто этот человек: гей, натурал, цветовод, коммунист или байкер). Любому гражданину, не поражённому в правах, Конституция гарантирует право на свободу слова. Даже если это «меньшинство» — против «большинства». И даже если этот человек — «один» против «всех». Таков закон демократического государства. Если, конечно, оно управляется светским президентом, а не «митрополит-бюро», желающим навязать светскому городу «монастырскую мораль».

Право – может быть либо универсальным принципом и распространяться на всех  — либо прАва нет вообще! Это аксиома, о которой и говорил (красивым слогом) президент в программной речи. Впрочем, нынешний режим не готов отказаться от инструментов насилия в пользу права, поскольку изначально держится на  фальсификациях и правовом нигилизме.

Изменить это можно, лишь упорно отстаивая правовые нормы закона. Именно поэтому дело о запрете демонстраций и пикетов гей-сообщества уже лежит в Страсбургском суде по правам человека, а решение – ожидаемо и понятно. Варшавские запреты аналогичных акций были признаны незаконными, после чего ЛГБТ-демонстрации успешно и спокойно прошли в Варшаве, Риге и даже в Киеве.

Дело, оказывается, не в «неготовности» общества  жить по закону, а в другом. Если власть сама законопослушна и вменяема, то и люди получают те права, что записаны в конституции.  Вот почему (с мыслью о правовом обществе) я  и пойду на традиционную правозащитную акцию гей-сообщества в конце мая. Потому что уважаю закон. Потому что хочу жить в правовой и цивилизованной стране».

Третий Московский…

Акция Московского гей-прайда была намечена на воскресенье, 1 июня у мэрии (Тверская, 13). Заявки поданы на несколько дней и по разным маршрутам, но Правительство Москвы традиционно отклонило их со ссылкой на «невозможность обеспечения безопасности участников в условиях, когда мероприятие вызывает негативную реакцию большинства» (социологических ссылок на опросы, как всегда, не приводилось). Не предлагалось и альтернативных маршрутов. (Это нарушение закона стало «визитной карточкой» мэрии с 2006 года).

Надежда на компромиссы с президентом-«европейцем» оставалась до последнего. Организатор прайда Николай Алексеев заявлял накануне, что «мы по-прежнему надеемся на компромиссное решение вопроса, но в условиях отсутствия четкой позиции властей мы вынуждены огласить в качестве даты проведения мероприятия ближайшее воскресенье». «В случае поступления предложений, — подчёркивал заявитель, — мы будем готовы оперативно изменить место проведения акции». ⁴

«Запрет шествия противоречит российскому законодательству и Европейской конвенции о защите прав человека», – напоминали организаторы чиновникам мэрии. Хотя правовой ликбез с годами выглядел всё более абсурдно.

После столкновений на Тверской 2006 и 2007 годов (нападений, избиений и насилия), было логично напрямую обратиться к «большинству», минуя православно-погромную массовку, сбегавшуюся «оградить» Москву от ЛГБТ-открытости. Агрессивная «прокладка» между нами и обществом могла исполнять свои обычные пляски на Тверской. Мы же получали возможность прямого контакта с Москвой и людьми на улицах, — в диалоге с которыми и заключался смысл правозащитного шествия.

Не случайно на центральной растяжке значилось: «Свобода меньшинств – свобода каждого!». ⁵ Этот «каждый» на улицах Москвы мог напрямую сказать нам всё, что думает, спросить или вступить в диалог. И если власть, в нарушение прямых обязанностей, отказывалась давать площадку для цивилизованного диалога – то следовало организовывать её самим.

Именно об этом, в частности, шла речь в день общего сбора (фото этой встречи — до сих пор предмет личной ностальгии). Местом прайда была выбрана площадка у памятника Чайковскому. Что было связано не только с личным фактом биографии великого композитора. Важен был и культурный вклад гей-сообщества в творческий, духовный потенциал страны. Идеи открытости звучали на фоне Петра Ильича особенно органично и убедительно. Право на открытость и любовь – выглядело таким же естественным, как и право на творчество. ⁶

Второй «месседж» прайда был обращён к гомофобной власти: «Свободу — геям и лесбиянкам! Гомофобию мэра Лужкова – под суд!»  Огромный баннер с этим текстом был заранее отпечатан, готовый стать частью фасада на Тверской, — практически перед окнами «мэрского» офиса. Это был призыв, обращённый прежде всего к президенту, чей конфликт с Лужковым только набирал обороты. Снятие «утратившего доверие» мэра было ещё впереди. Пока же, мэр получал возможность вытирать ноги не только о Конституцию, но и об её «гаранта», вешая «поручение» президента об обеспечении безопасности ЛГБТ на «сортирный гвоздик».

«Комизм ситуации в том, что Медведев сам загнал себя в угол, поклявшись в инаугурационной речи следовать диктатуре права, — с одной стороны, и согласившись на роль наследника путинской «стабильности» – с другой. В случае отказа Лужкова подчиниться президенту, Медведев будет самым позорным образом «опущен» (с небес на землю)», — прогнозировал я в жж, что было совсем не сложно. ⁷

Диспозиция.

Встреча участников была намечена у метро «Киевская». Симпатичные лица друзей, знакомые по прошлым акциям, ⁸ давно уже воспринимались как часть личной истории: Лёша Киселёв ⁹, Лёша Давыдов, Коля Баев ¹⁰, Кирилл, Саша Наумчик ¹¹, Анно Комаров, Коля Алексеев. ¹² А ещё и гость из далёкого Ванкувера. ¹³ Люди с разными судьбами, с кем-то затем нас развела судьба, отъезд или политика… Но пока — мы вместе, мотивированы общей идеей и готовы к любому исходу событий.

И даже рыжий кот хозяев, толерантный к «голубым», добавлял позитива общему настрою. ¹⁴

Идея акции 1 июня 2008 года распадалась на два сценария, — и в этом состояла большая доля его успеха. С одной стороны, важно было провести нормальное шествие — с флагами, атрибутикой и плакатами, чтобы люди видели, чего третий год подряд добиваются участники прайда. Фейковый образ «сатанизма» должен был исчезнуть в мозгах горожанина, вытесненный позитивной картиной, без попыток шокировать кого-то карнавальной «эксцентрикой».

Так и случилось. Классик на постаменте протягивал нам вдохновенную руку. Дружелюбные студенты консерватории выбегали с фотоаппаратами, прислушиваясь к речёвкам ребят, которые развернули баннер и флаги. «Россия без гомофобов!», «Свободу — ЛГБТ!». Прохожая московская публика, кажется, не возражала. А то, что «Чайковский был геем» — москвичи знали и без нас.

Город оказался дружелюбен, и это отвечало последней московской статистике (2008) о том, что более 40 процентов горожан лояльно относятся к праву ЛГБТ на открытость. Весомый процент толерантности – лучшее свидетельство того, что «камин аут» гей-сообщества и открытое присутствие геев в публичном пространстве – это классический способ похоронить невежество и ненависть.

Просто необходимо видеть друг друга, и иррациональная злоба подавится последним воплем ненависти.

Кстати, забавно было наблюдать действие гомофобных стереотипов в ОВД, где набитый нацистами «обезьянник», кажется, впервые взирал из-за решётки на реальных геев, теряя стереотипы и мотивацию. И даже наше короткое «рандеву» у решётки, кажется, было для них формой «ликбеза».

Вторая часть прайда (о которой я могу рассказывать как участник) разворачивалась в формате привычного «побоища» на Тверской, в традиционном месте сбора гопников с палками, яйцами, иконами, крестами и криками бесноватых..

С этой публикой тоже предстояло что-то делать. Взглянуть на неё свысока – казалось оптимальным решением. Точнее —  с третьего этажа  дома, стоявшего почти напротив мэрии, где заранее была арендована квартира. Между её окнами (в сталинском ампире) и должен был появиться главный «посыл» прайда:

«Права – геям и лесбиянкам! Гомофобию мэра Лужкова – под суд!» ¹⁵

«Посыл» этот весил все 15 килограммов и приятно пах свежей печатью, напоминая о весомости послания. «Нехорошая (для мэра) квартира» с персональным баннером – была логичным решением организаторов. Поскольку только в мае оргкомитетом прайда было подано более 150 заявок, — и все они оказались «не согласованы». Личный баннер для Лужкова становился просто неизбежен!

Ночь на первое июня. Время воплощать дизайнерские планы.

Баннер был уложен на полу аккуратной гармошкой и Юра Гавриков (наша техническая мысль) оттачивал последние действия, колдуя с укладкой верёвок…  Идею баннера-гармошки предложил я. Первоначальный план состоял в том, чтобы вытянуть рулон наружу и бросить его разматываться по фасаду, что было крайне трудной задачей из-за веса и декоративных деталей дома. Идея гармошки оказалась удачнее. Прикреплённые снизу верёвки помогли бы нам затем втянуть баннер обратно. (штурм квартиры с требованием «очистить фасад» совсем не предполагался).

Изначальный план состоял в том, чтобы переждать гомофобную «бурю в стаканчике», после чего покинуть пост через день-другой. Именно поэтому на кухонном столе стояли две пачки чипсов, кока-кола, кусок колбасы и бутылка сухого вина в холодильнике — на случай успешного финиша. Всё, действительно, случилось несколько иначе, чем предполагалось…

Спать мы улеглись только под утро, когда десятки цветных шаров были надуты из баллона, и всё готово к действию: за три минуты предстояло вытолкнуть баннер из окна и растянуть его между окнами. О прочем думать просто не хотелось. «Делай, что должно, и будь, что будет».

Тем временем, на ночной Тверской (пока мы возились с тросом, перекидывая его от окна к другому)  происходили странные вещи: улица наполнилась вяло марширующей молодёжью, которую то и дело гоняли вдоль мэрии (камеры на кранах, хриплая музыка и мегафонные команды инструкторов). Скорее всего, репетиция очередного лужковского официоза. Но чтобы в три часа ночи!? Какой уж тут сон с мегафоном под окнами?  Зато вид на мэрию – отменный. Гомофобный бастион как на ладони. Уверен, что после нашего креативного «коварства» владельцам выходящих на Тверскую квартир запретили сдавать их кому попало без проверки в ФСБ.

Балкон в сталинском ампире сослужил нам хорошую службу. Осторожно вылезая на него (чтобы не привлечь внимание постовых у мэрии), я ловил брошенную из окна верёвку, на конец которой находчивый Юра привязал пачку хозяйских ложек в рабочей перчатке. Перекинув ариаднину нить, можно было запустить по ней стальной трос, поскольку вес всей конструкции был внушительный.

Ещё одна проблема заключалась в том, как закрепить трос в квартире? В ход пошли ножки семейной кровати и батареи отопления. Впрочем, измерив высоту, мы поняли, что баннер упадёт на козырёк магазина и нижняя строчка будет не слишком видна. Пришлось крепить трос в верхней части окон, что внушало некоторые опасения. Наконец, проблемой был и неровный фасад, который мог помешать растянуть полотно быстро.

Помпезная сталинская архитектура, которую я недолюбливал, отвечала взаимностью в нашем прогрессивном проекте. И чтобы баннер не застрял на пути, пришлось приготовить швабру, чтобы отжать полотно  от стены. Словом, к четырём часам утра, когда все уже спали, мы  уложили последние концы и отправились подремать до подъёма. Время «ч»  планировалось на час дня.

Утро 1 июня было посвящено ещё одному важному делу: из баллонов с гелием надувались цветные шарики, которые связывались в радужном порядке, готовясь к полёту в московском небе. Ещё один весёлый повод поглумиться над агрессивным скопищем под балконом, расцвечивая серенькие московские небеса «несогласованным» полётом.

К обеду комната приобретала всё более праздничный вид. Связки парящих «радуг» плотно покрыли сталинский потолок, — и мы ждали начала акции под цветным покровом — внушающим веру в победу любви над ненавистью.

Кто там стучится в поздний час?  – Конечно, я, старлей!

Время «ч» неумолимо приближалось. Коля Алексеев сообщил от площадки у Чайковского, что шествие успешно состоялось, и что журналисты едут на Тверскую. К этому моменту под окнами собралась довольно бестолковая толпа, не знавшая, куда девать силы. Градус агрессии зашкаливал, а руки приложить было буквально некуда. Мрачно всматриваясь в лица друг друга, «фашики» всех мастей нарезали круги по Тверской в надежде столкнуться хотя бы с одним «содомитом». Пора было отвлечь их от бессмысленной прогулки.

Натянув чью-то бейсболку на  глаза, я вылез на балкон, Юра подал баннер, который эффектно заструился вниз. Затем «занавес» легко пошёл по фасаду, расправляясь на глазах у изумлённой нечисти. Менты приникли к своим рациям, а возбуждённая толпа гомофобов — хлынула к дому на манер прилива.

Баннер был успешно развёрнут, а значит главное — удалось. Оставалось наблюдать за реакцией толпы в бессильной злобе. В окна полетели шарики, весело замелькали возле баннера и взвились к небу – над жалобным скандированием нескольких нестройных голосов: «Пии-и-доры! Во-о-он из Росси-и-ии!»

Жалобные модуляции бесноватых особенно радовали слух. «Улица корчилась безъязыкая», не в силах развить свой гомофобный посыл во что-нибудь привычно-кровавое и насильственное. Чувствовалось, что орать просто так, от бессилия  – было как-то унизительно..

Вслед за воплями последовали и шлепки о баннер «православных яиц». Толпа явно попыталась перейти от слов к делу. Минут через пять в дверь уже долбили чьи-то кулаки и ботинки.. Дверь была крепка и в звуках ударов проступало откровенное отчаяние. Грохот нарастал. В подслеповатый глазок трудно было рассмотреть толпу ломящихся: были это люди в ментовской форме или в казацких «френчах» – так и осталось тайной.

Гостей мы не ждали. И впускать их было как-то нелогично, несмотря на истошные вопли: «Открывай!!! Кому сказал, с-сука!!! Открывай!!! Милиция!!! Хуже будет»!

Уверен, что они пришли к нам в компании с прочей «улицей».. Определённого плана у нас на этот счёт не было. Алексеев говорил накануне, что милиции лучше открыть. Но вопрос – являлось ли ломящееся к нам стадо, собственно говоря, «милицией»?  Да и неприкосновенность частного жилища ещё никто не отменял. Кирилл попытался вступить с неистовой стихией в диалог. Он попросил ломящихся представиться, назвать фамилию и должность. Но это вызвало ещё большую ярость. Никаких фамилий со званиями никто назвать не захотел.

Оно и понятно: ломиться в частное жильё – без санкции суда и инкогнито – форма полицейского произвола. И менты это прекрасно понимали, скромно умолчав о персоналиях… Тем не менее, полученный (очевидно) наказ из домика напротив «порвать» без суда и следствия тех, кто осмелился публично назвать Лужкова гомофобом и пригрозить ему судом, — был для них преступным, но приказом. Так что разбеги у двери с попыткой её вышибить – длились довольно долго. Где-то через час–два пришла очередь фомки и слесарного инструмента, а звуки сменили характер: из ударных превратившись в  «скрипичное» пиление по металлу.

Должен признаться, что это был, пожалуй, самый неприятный момент акции. Вопящая волна на улице, почти сомкнувшаяся с волной разъярённых ментовских взломщиков, — и мы посередине, со своим баннером – за слабеющей дверью, у которой к тому времени был выбит глазок и отогнут нижний край конструкции.. Кирилл тем временем несколько флегматично (как мне казалось) названивал в «Эхо Москвы», сообщая в прямом эфире подробности незаконного взлома и время от времени давая интервью журналистам..

Друзья держались молодцами, поедая чипсы и обсуждая знакомые фильмы со сценами полицейского захвата.  Каждый из нас примеривал эту ситуацию к себе. Благо, что на пушистый ковёр падать было комфортно.

Но время шло, стальная дверь упорствовала и была так покорёжена, что даже при желании не могла бы открыться изнутри или снаружи. (До сих пор жалею, что не запомнил фирмы – производителя. Друзья, вы настоящие профи своего дела! Успехов вам в работе и счастья в личной жизни!)

К этому времени баннер был сорван забравшимся на козырёк проходимцем, а поднять полотно верёвками нам не удалось. Их остатки  Юра срезал ножом. Улица под окнами сравнительно опустела; как стало известно, менты похватали наиболее голосистую нечисть, — без учёта возраста и гендера, распихав её по автобусам. Не из симпатии к закону, конечно, а вследствие шумной  огласки «операции» и, видимо, опасаясь, что гомофобные беснования в центре Москвы только подтвердят правоту нашего баннера.

Словом, спустя четыре часа, лестница на удивление опустела. Обломавшая зубы Гидра, уползла залечивать синяки на плечах и коленках. И лишь двое теней в штатском, выдернутые в воскресенье из семейных гнёзд, вяло материли судьбу, тускло дымя на площадке.

«Пора меж волка и собаки», когда не знаешь, чего ждать: новой атаки с автогенами или всё же милостей судьбы? Комизм ситуации состоял ещё и в том, что кухонная дверь, выходившая на лестницу во двор, была вызывающе-стеклянной и достаточно было пнуть её коленом, чтобы войти внутрь. Но не вошли и не пнули. (Иногда ты готов любить российскую милицию даже за её вопиющий непрофессионализм).

В акции настало затишье. Но именно в этот момент наиболее драматические события развёртывались вне наших глаз — во дворе дома: Лёша Давыдов (из LGBT-rights) пытался пробиться к нам через толпу с журналистами, но двор был перекрыт и жителей пускали туда только по паспортам. На вопросы СМИ: «что с хозяевами квартиры?» — менты нагло врали, что всех «давно увезли в ОВД».

Алексей, сообщавший во дворе  журналистам, что нам в эту минуту нам ломают дверь, — вызвал какую-то невероятно утробную ярость субъектов «в штатском», которые, оттеснив  вглубь двора, принялись его избивать. За минуту до этого на него успели наброситься и фашизоиды (именно он пострадал, к сожалению, больше всего: раны на лице и подозрение на перелом ребра).

Но вот примечательный момент прайда, с которым пришлось столкнуться впервые, — расслоение «силового» сообщества в отношении к ЛГБТ. Алексей рассказывал, что один из милиционеров, которого «штатский» подрядил держать жертву, пока тот будет её метелить, отказался это делать. На что взбешённый штатский прошипел ему в лицо: «Коз-зёл!»…

Не знаю, имеет ли смысл сделать это сейчас (и прочтёт ли текст кто-то из «служивых»), но я  хотел бы поблагодарить тех сотрудников милиции (не «ментов»), с которыми приходилось сталкиваться, и которые не опускались до оскорблений в отношении мирных граждан.

Можно с уверенностью сказать, что нас спасли две вещи: крепко сработанная дверь, а также реакция мировых СМИ и правозащитных организаций. Насколько я знаю, Людмила Алексеева из МХГ, Лев Александрович Пономарёв («За права человека») звонили чиновникам, призывая  власть к вменяемости и приличию!  Как только прошёл слух, что нам могут подкинуть наркотики при задержании, Алексеева набрала номер дежурного прокурора с требованием не допустить произвола милиции. И даже германское посольство выразило своё немецкое «недоумение» неадекватной реакцией мэрии — всего лишь на попытку граждан высказать публичное мнение, что гарантировано им конституцией.

Возможно, и Медведеву — в ходе европейской поездки — было не с руки ставить под удар свой либеральный имидж. Но так или иначе (это было очевидно по резкой смене стиля поведения) последовала команда действовать в правовом русле. Что ж? Лучше поздно, чем никогда, — хотя кто теперь ответит за покорёженную «правоохранителями» частную собственность?

К вечеру, когда парни в форме вместе с оперативниками (не подберу иного слова) деликатно вошли к нам в комнату, один из них, отвечая на звонок, с готовностью подтвердил: «Да, у нас всё корректно».

Обезьянник», полный фашни.

Осмотрев квартиру и собрав в кучу всё, что можно было пришить к «делу» о баннере: от пачек оставшихся шариков до баллонов с гелием (на здоровье, друзья, будет и вашим детишкам праздник!) менты аккуратно спустили нас к машине у подъезда (вертя наручниками, но не надев их). И отправили в ОВД «Тверское», где «силовики» занялись, наконец, оформлением «протоколов задержания».

Свидетельствовать против себя никто, конечно, не стал, заверив это подписью, которую в сильном раздражении брал у нас «дёрганый» оперативник, видно, получивший втык за прокол на вверенном участке. Опущу технические детали и скажу о главном. Разность человеческого отношения к нам была налицо и сильно зависела от интеллекта и звания работника ОВД. Чем выше было образование и звание, тем лояльнее и толерантнее с нами общались. Зато низовое звено не упускало случая порадовать себя мелкой пакостью, — что было даже трогательно наблюдать в столь пузатых и «солидных» особях, IQ которых был написан у них на лбу.

Хитом полицейского сезона в «Тверском» ОВД (предлагаю угадать с трёх раз) стала фраза о том, что собранные в «обезьяннике» «бритые», сильно взволнованы известием о присутствии геев в отделении. «Я даже не знаю, — ласково улыбались нам «правоохранители», как вы с ними беседовать будете?» Смесь примитивного блефа и садизма отражалась на лицах «остроумцев», которые страстно желали одного – заметить долю страха на лицах задержанных.

Впрочем, повторю: контраст в отношении к нам – удивлял гораздо больше, чем ожидаемая примитивная гомофобия этой среды. Один из задерживавших нас милиционеров  с удивлением спросил, почему мы выбрали для баннера квартиру, а не крышу? – и что он даже знает места, где это легко можно сделать. Пожелание нам удачи — от человека репрессивной структуры — удивительный знак перемен и просвещённости — даже в этой среде.

Юра Гавриков рассказывал потом, что, прислушиваясь к ночным разговорам в дежурке, запомнил яркий диалог. Служивые, ещё не владевшие информацией, делились новостями о нашей акции (мат, конечно, опускаю):

— А что было на баннере?

— Да типа того, что мы, дескать, нормальные геи, а Лужков – пидорас..

— Ну так… Типа.. Так оно и есть!…

Полицейская система, где сами её участники с презрением относятся преступному начальству, — безусловно, обречена. Какие бы нарушения ни «шили» участникам прайда авторы «протоколов задержания».

Нам были вменены две статьи: несанкционированный митинг или пикет (в квартире!) и сопротивление сотрудникам милиции (не открыли дверь). «Митинг» в частной квартире особенно порадовал буйством полицейской фантазии. Оказывается, чтобы вывесить на балконе плакат к 1 Мая, мы обязаны «согласовать» его текст в местной администрации!

Простейшая мысль о том, что запрет мирного шествия – это гораздо более преступное действие, чем вывешивание плаката из окон частной квартиры, — видимо, не укладывалась в головах «право-охранителей» (готовых «охранять» сегодня что угодно, но только не «право»!)

«Эти вопросы не к нам, а к депутатам! – парировал  правовые претензии к задержанию «интеллигентный» обладатель крупных звёзд, — впрочем (добавил он), вы, конечно, имеете право на ваш образ жизни… Но только в следующий раз, прошу вас, выбирайте другую площадку для акций!»

С «сопротивлением милиции» выходило ещё забавнее. Должен ли гражданин открывать двери человеку без ордера суда, — особенно если тот отказывается называть себя?  Нарушение порядка задержания и незаконное проникновение в частное жильё было настолько очевидно, что неловкость, кажется, испытывали все участники «игры в законность».

Разумеется, «особое мнение» о «неправомерности действий сотрудников милиции» было вписано каждым из нас в протокол. «Добрый» тон разговора, однако, совсем не означал ни свободы, ни законности. По одному, все мы оказались к ночи в камере или «обезьяннике» и этот опыт показался мне самым любопытным…

До встречи на Тверской!

Саша Наумчик рассказывал с юмором, что его оформляли в камеру первым, в двух шагах от «клетки», забитой десятком бритых фашизоидов, взятых под нашим баннером. После изъятия «шнурков-цепочек-поясов-браслетов», дежурный, улыбаясь, отправился с ключами прямо к этому зверинцу. И только взявшись за замок, сказал, что лучше, видимо, всё же разместить его в другом месте.

Ментовские забавы «для детей изрядного возраста» заключались и в открытых дверях камер, в которых размещали не малолетнюю «фашню», а солидных «ронс»-овцев, которые коротали ночь, шатаясь по коридору ОВД и заглядывая в глазок нашей двери, либо дружелюбно балагуря с ментами на дежурстве — своими в доску. Ночь в камере с настилом вместо мебели тянулась, действительно, нудновато. Оставалось развлекаться, обмениваясь с «бродячей» фашнёй «факами» в мутный глазок. Но стоило мне забарабанить в дверь, подзывая дежурного, как шушера комично пятилась назад и исчезала за дверью.

В виде лирического отступления, должен заметить, что брутальные условия КПЗ, ночлег на голой фанере в грубо оштукатуренной коробке (5 на 8 шагов), отсутствие всякого официального питания за 13 часов нашего задержания (кроме переданных друзьями бутербродов и сока в момент оформления протокола),  пронзительный холод, изводящий почище жёсткой фанеры, полное отсутствие информации, – действуют самым существенным образом. Так что я не удивляюсь историям «радикализации» людей в заключении – особенно в условиях произвола, — когда «отечество наше свободное» предстаёт  в своём убогом полицейском существе.

И если бы не вещи, переданные Саше в камеру, которыми он дружески поделился со мной, пришлось бы совсем туго. Наверное, это единственный эпизод в моей биографии, когда я от души порадовался надетой на себя женской кофте. Спасибо её неизвестной хозяйке за тепло и поддержку! 🙂

Когда на выходе я поинтересовался у нашего «расплывчатого» дежурного, который «вываливался» из формы, словно праздничное тесто, почему он отказался передать нам в камеру бумагу и ручку, тот лишь вяло промямлил, что этого не помнит… Чем подтвердил в моих глазах абсолютную уместность нашего протеста.

С момента третьего Московского прайда прошло восемь лет. Но требование гражданских прав для всех (включая ЛГБТ), всё более актуально в обществе.

Останется ли Россия варварским местом, где геев сажают за требование исполнять конституционные нормы, — зависит не только «от каждого из нас» (как любят выражаться публицисты), но и от общества, его коллективного разума, от качества  «человеческого материала», которое – по большому счёту – осталось советским и генно-модифицированным.

Общественный сдвиг в сторону толерантности и понимания был очевидным фактом нашей жизни. Пока процесс мучительной и медленной гуманизации страны власть не пустила под откос – во имя мракобесного курса в интересах выживания государства. Государственная гомофобия последнего путинского срока – примета его финальной деградации.

Но очевидно, он не вечен, — тогда и пригодится опыт открытости и понимания, который был наработан проектом Московского прайда – в  попытке наведения мостов между ЛГБТ и обществом российского «большинства». За годы Московского прайда, с 2006-го, выход ЛГБТ-активистов на улицы сумел сделать идеологию равенства частью политической повестки дня – как для власти, так и для оппозиции. И самое главное – нам удалось убедить интеллектуальное российское «меньшинство» (включая СМИ, оппозицию, правозащитников и просто мыслящих людей) – в актуальности борьбы с гомофобной дискриминацией. Радужные флаги, влившиеся в символику протестного движения 2011-2012 годов – во многом, результат успешной стратегии прайда.

Эта (самая важная) часть «кампании» была безусловно выиграна. Что внушает некоторый исторический оптимизм, ведь атмосферу в обществе (в конечном счёте) всегда определяет активное меньшинство.

Поэтому – до встречи на Тверской! За год не поручусь, но с местом встречи  — никаких сомнений.

У Путина есть козырь в рукаве. (Послесловие к прайду)

Российский режим, действительно, имеет козырь, который давно пустил в ход. Идеология дискриминации, лжи и ненависти к социальным группам – взрывоопасный и разрушительный «коктейль», способный разложить любое общество, — особенно если власть нуждается в разобщённости. Таким «козырем» и стал Олег Козырев, «либеральный», «оппозиционный блогер», выступивший в 2008 году с программным оправданием запрета ЛГБТ-открытости в России.

Разумеется, «Козырев» — коллективный образ; в личном плане он вряд ли заслуживает упоминания. Но порой мне кажется, что эти имена и персоналии должны оставаться в истории. Просто, чтобы этих людей помнили. Ложь – естественное свойство власти; ложь «либерала» — в конечном счёте – удар по моральному авторитету оппозиции. Гомофобная солидарность полицейского режима с «либеральной» оппозицией (если это происходит) — лучший способ обесценить идеи правового государства и свободы, извратить их изначальный смысл.

В статье Козырева «Ненатуральный протест» на страницах «Намарш.ру» 2008 года по итогам третьего Московского прайда, приводятся «правовые» основания для разгонов мирных акций, старательно подбираются «аргументы» для запрета любой гей-открытости в «правовом» государстве.

В принципе, Козырев выступил в роли Мизулиной-2008 , подводя законодательную базу под государственную (то есть, политическую) дискриминацию миллионов сограждан. Духовный альянс «либерала» с кремлёвским идеологом  не случаен. Православная риторика Мизулиной или мракобесный концепт «семейных ценностей» в исполнении Козырева – мало отличаются друг от друга, поскольку едины в главном: приоритете православной «морали» над правовой моделью государства и правами человека.

Желание упрятать за спинами «спасаемых» детей полицейский произвол – общий шулерский приём гомофобов, под какими бы флагами они не являлись.

Важно об этом сказать. Любая попытка ставить «мораль» над правом невозможна без лжи и подтасовок. А фундаментальная ложь, положенная в основу, разрушительна для общества.

«Не знаю уж почему (пишет Козырев) но считается, что настоящие правозащитники и истинные демократы должны из кожи вон лезть, но биться за право гей-сообщества пройтись по центру столицы в неглиже под ритмы бразильского танго. Словно бы и нет в мире таких понятий, как семейные ценности, мораль, защита прав семьи и ребенка.

Понятно, что у фрика есть право выбежать голым во время футбольного матча в прямой трансляции. Но у полиции есть право его задержать, у телекомпаний есть право прервать трансляцию и перевести камеры на другую точку футбольного поля.

В чем проблема, когда ЛГБТ выходят в дневное время с пропагандой своих взглядов? Тем, что это центр города, там бродят люди с детьми, и вообще это действо нарушает общественную мораль. Ровно по той же причине гей-парад неприемлем, по которой мы не принимали бы, например, демонстрацию производителей продукции секс-шопов с демонстрацией этой продукции. Такое действо нарушает общественную мораль.

Да, понятно, что она может измениться. И уже завтра например наступит такой момент, когда наших российских учителей будут заставлять, как учителей Европы показывать детям в школах книжки с героями-геями и рассказывать, что есть один пол, есть второй пол, а есть и другие полы (я не о деревянных говорю, разумеется). А если кто из граждан начнет возмущаться, его обзовут гомофобом и может даже вчинят ему иск или уволят с работы за убеждения.

ЛГБТ стали политической силой и надо к ней относиться соответствующим образом. Я не говорю о ненависти. Я говорю о том, что надо сделать все возможное, чтобы завтра людей с отличной от геев точкой зрения не начали дискриминировать». ¹⁶

Это и есть политическое шулерство.

1. Подменить социальные проблемы ЛГБТ (насилия, дискриминации, права на брак и открытость) темой «голого» карнавала. Свести проблему социализации и равенства миллионов людей – к обсуждению карнавальной эстетики.

2. Подменить проблему свободы мирных собраний (31-я статья Конституции) ложью о желании активистов бегать «голыми» по Тверской. Подменить сам смысл требований Московского прайда.

3. Под соусом защиты детей и морали – извратить европейский опыт защиты ЛГБТ-подростков от насилия, суицидов и неравенства. В то время как просветительские программы западных школ – являются формой защиты не только сотен тысяч детей-гомосексуалов от «буллинга», но и подростков из «большинства» — от того же самого насилия, ненависти и невежества — в головах и душах. Защищая запрет на информацию и запрет на открытость, Козырев защищает запредельный уровень подростковых суицидов в России, атмосферу ненависти и издевательств российских школ. В этом и заключаются его «семейные ценности». «Право» на детское незнание для одних – это «право» для других травить одноклассников, превращать их жизнь в ад и толкать в петлю.

4. Наконец, жертвам гомофобной дискриминации Козырев априори приписывает разгул грядущей «гомо-диктатуры» и «преследований большинства». (Кажется, что это уже было: «Не давайте этим неграм равных прав, — увидите, что они сделают с белым большинством, если дорвутся до равенства. Отберут у человека право на свободу расистских высказываний. А то и подведут под статью, обозвав нехорошим словом. А ведь мы всего лишь защищаем моральные устои большинства»).

5. «Я не говорю о ненависти» — пишет «либеральный блогер». О чём же тогда? «На помощь семьям и вообще обществу должны прийти правозащитники, демократы, которые должны не бояться выступать против таких парадов, против смещения норм морали». Фактически – это означает «либеральную» поддержку полицейских разгонов и гос-дискриминации «меньшинств».

Символично не то, что набором полицейских идей «оппозиционный» Козырев расписывается в любви к репрессивному Кремлю (это его личная проблема), — а то, что само явление «козыревщины» (как «милоновщины» или «мизулинщины») – всплывает на поверхность политической жизни, когда власть в эпоху тотального кризиса  хватается за православную «мораль» в качестве инструмента для архаизации и милитаризации общества.

Олег Козырев в этом пейзаже – всего лишь «полезный идиот» власти, осуществляющий работу по подмене идеологии права – «моралью», в рамки которой наш «православный» режим готов забить любое мракобесное содержание. Подсунуть россиянину Библию вместо Конституции («мораль» вместо прав человека) – сказочный сон власти и не более того.

Завершая рассказ о Московском прайде, я так задержался на теме «либерала»-гомофоба, чтобы сказать о главном.

Попытка навязать оппозиции (да и просто европейски-мыслящим россиянам) концепцию «морали вместо права» с треском провалилась. И во многом потому, что концепция эта стоит на лжи и демагогии. Это совсем не тот инструментарий, который работает в среде гражданского общества. (См.: Евгений Ихлов «Демократам не нужно бояться геев»). ¹⁷

Идеи ЛГБТ-равенства стали частью демократической программы в России – в том числе и благодаря Московскому прайду.

Поэтому — до встречи на Тверской! Свобода сильнее режимов, а любовь – сильнее гомофобии. Даже в России.

 

Александр Хоц.